ЛЮДМИЛА РОШКОВСКАЯ:
«ЛЮБАЯ ЭПИДЕМИЯ
НЕ ВЕЧНА»

Людмила Викторовна, можете вспомнить свои ощущения в те дни, когда появились первые новости о новом вирусе? О чем тогда думали, как реагировали на эти известия вы и ваши коллеги?

Первые новости из Китая казались какими-то очень далекими. Казалось, что это просто волна местного значения и нас она никак не коснется. Потом начали приходить новости из Италии, и я связалась со знакомыми врачами (во время учебы в университете я проходила двухлетнюю стажировку в Милане). Полученная из первых рук информация оказалась куда более тревожной, но осознать глубину и тяжесть грядущей ситуации было сложно. Это нормальная часть человеческой натуры: мы не можем переживать свою и чужую беду с одинаковой интенсивностью. Это как плохой сон, от которого хочется отмахнуться, но он оставляет ощущение скрытой тревоги.

Когда вам стало понятно, что вирус не обойдет стороной нашу страну?

Когда начали приходить новости о закрытии границ в Европе. Это исключительная ситуация для консервативной и открытой Европы. Закрытие границ и промышленных предприятий означало очень большие потери для экономики. Я не экономист, конечно, но, имея опыт работы в Европе, хорошо знаю их прагматичный менталитет. Такие меры могли быть приняты только перед совершенно реальной угрозой. К примеру, во время Эболы Европа так не реагировала. Мы все на одном земном шаре, так что было очевидно, что вирус дойдет и до нас и с ним будет не так просто, как это казалось на первый взгляд.

Какие меры предпринимали, как готовились к будущей пандемии?

Александровская больница одной из первых в Петербурге ушла в карантин по поводу COVID‑19, а затем одной из первых была перепрофилирована в инфекционную больницу, где на сегодняшний день развернуто 700 коек.

На пороге открытия стационара стало понятно, что больничные тылы могут не успеть обеспечить нас всем необходимым, а значит, в зону риска попадал персонал, который должен был выходить на работу в самых первых сменах. Многие поставщики начали сдвигать сроки, цены на СИЗ начали расти в геометрической прогрессии, серьезный дефицит мог привести к высоким цифрам заболеваемости врачей и, как следствие, резкому ухудшению качества медицинской помощи. Самым важным было не потерять контроль над ситуацией.

Мы сразу же начали активную работу со спонсорами и благотворительными фондами, которые откликнулись и включились в поиск необходимого запаса СИЗ на первые дни работы. Подобная поддержка дала возможность открыть стационар в максимально ранние сроки, поставленные комитетом по здравоохранению, оснастить больницу и врачей всем необходимым для полноценной и, главное, безопасной работы.

Мы выиграли время, которое позволило получить понимание, что конкретно, в каком количестве и какого качества нужно для работы, и, главное, организовать самостоятельные закупки, умело варьируя среди явно завышенных спекулятивных цен.

Пандемия как война — время для новых подходов к решению проблем. Уже в первую неделю работы были проведены испытания средств индивидуальной защиты. Выбор был сделан в пользу костюмов из мембранной ткани, которая максимально защищает персонал от инфекции. А дальше случилось то, чего ожидали меньше всего, — появились российские поставщики из Екатеринбурга, Санкт-Петербурга, Пскова, Иванова и Москвы, которые быстро перепрофилировались и стали производить защитные костюмы, щитки, бахилы, противопролежневые подушки для пациентов на ИВЛ и даже роботизированное оборудование. Мы вдруг поняли, что в принципе способны обеспечить все свои нужды силами российских поставщиков, при этом сохраняя адекватные закупочные цены и сроки.

А когда у вас появились первые пациенты?

Первых пациентов повезли сразу после открытия нас как инфекционного стационара, и с тех пор все отделения больницы работают с людьми, у которых COVID‑19 подтвержден или ожидает подтверждения. Первые сутки было особенно тяжело, хотя в нашем приемном отделении эффективно налажена маршрутизация пациентов.

Мы крупнейший стационар Северо-Западного региона, и к большому потоку пациентов нам не привыкать, но то, с чем мы столкнулись в первые сутки, в моей профессиональной практике было впервые. Полагаю, что у всех моих коллег тоже.

С какими трудностями пришлось столкнуться вам и вашим коллегам?

Сложностей, особенно сначала, было много. Во-первых, экстренные стационары исходно не проектировались для работы с инфекциями, и первая проблема, с которой мы столкнулись, состояла в сложности организации красных и зеленых зон, абсолютно новой логистики. Во-вторых, наши врачи — узкие специалисты (хирурги, неврологи, кардиологи и т. д.), у них не сформированы правильные стереотипы работы в красных зонах. Приходилось работать бок о бок и буквально ловить на ошибках, иначе мы рисковали потерять часть персонала уже в первые дни из-за инфицирования COVID‑19.

А в сложившейся ситуации каждый врач и медицинская сестра на вес золота. Заново учились общаться с пациентами, потому что на самом деле тяжелее всех «легким»: они все видят и понимают, им страшно, они требуют внимания от врачей. Из-за загрузки мы просто физически не можем общаться с каждым как в «доковидные» времена. К тому же все врачи в СИЗ, глаз не видно, мимики тоже. Это очень усложняет коммуникацию.

Какова ситуация сегодня, как работает ваша больница?

Мы пришли к условной «норме», если в этой ситуации вообще применимо понятие нормы. Вошли в новый ритм, более или менее стабилизировалась ситуация с поставками СИЗ, врачи привыкли к новым условиям работы. Конечно, тяжело, но коллектив у нас боеспособный, а теперь еще и по-своему злой.

К сожалению, с нами уже нет двух наших коллег, поэтому у каждого с вирусом свои счеты. Для нас в этой ситуации нет выбора — нужно работать, чтобы мы все могли вернуться к нормальной жизни. Слава богу, любая эпидемия не вечна, это уже исторический факт.

В каком состоянии поступают пациенты? Удается ли справляться со сложными случаями в условиях, когда точных схем лечения нет?

Пациенты поступают в разном состоянии. Как правило, это пневмонии с поражением легких более 50%, то есть как раз те пациенты, которых невозможно лечить амбулаторно. Предсказуемо тяжело болеют пациенты из группы риска — в основном те, у кого хронические сердечно-сосудистые заболевания и диабет.

Рекомендации по лечению новой инфекции обновляются регулярно, мы следим и за опытом зарубежных коллег. Пока единой методики, увы, нет, и реакция организма на проводимое лечение индивидуальна. В сложных случаях, конечно, очень помогают специализированные знания, в нашем стационаре есть специалисты практически по каждому профилю.

Что помогает медперсоналу работать в непростых условиях, на пределе возможностей? Что мотивирует? Есть ли заболевшие среди ваших коллег?

В нашем обществе бытует мнение, что медицина — это сервис. Но это не сервис, не услуга, это ремесло. Для врача жизнь пациента выше всего остального, поэтому уважение к нашему делу и есть главная мотивация.

За последние годы столько выпало на долю медиков: жалобы, многочисленные проверки, постоянные отчеты, штрафные санкции, акты, голословные обвинения, судебные иски. И сейчас дело даже не столько в помощи, которую оказывают нам, сколько в соучастии и сопереживании. Нам присылают открытки, цветы, пишут благодарности, присылают сладости. Эти простые вещи дают силы двигаться дальше и с еще большей благодарностью и преданностью служить людям.

Мы несказанно рады той помощи, которая была оказана и продолжает оказываться различными организациями, благотворительными фондами, нашими спонсорами, друзьями и пациентами. Конечно, мы всегда рады дополнительным средствам индивидуальной защиты, которых много не бывает. Одним из первых откликнулся банк «УРАЛСИБ», который приобрел огромную партию респираторов для нашего стационара. В те дни эта поставка значительно поддержала нас и позволила войти в нормальный ритм работы.

Среди медиков в нашем стационаре есть заболевшие, и это ожидаемо. По разным исследованиям, риск инфицирования медицинского персонала в среднем в 10 раз выше, чем у обычных людей, так как мы ежедневно находимся в контакте с инфекцией. К сожалению, двое наших коллег погибли, выполняя свой долг.

Каков ваш взгляд на будущее?

Эта эпидемия показала, что нужно повышать эффективность абсолютно всех процессов в отечественном здравоохранении, внедрять информационные технологии для аналитики, развивать управленческие навыки на всех уровнях, усиливать кадровый резерв.

Я считаю, что мы обязаны сделать выводы, проанализировать свои действия и приложить все усилия для того, чтобы стать лучше. Это касается и отношения общества в том числе. А вообще, несмотря на ситуацию, мне кажется, что мы выйдем лучшей версией себя, повысится субъективная ценность спокойной и размеренной жизни.

Что бы вы пожелали читателям — обычным гражданам и коллегам­медикам?

Читателям в первую очередь терпения и осторожности. Все устали от карантина, у многих возникли серьезные финансовые проблемы, у кого-то апатия, кто-то заново «познакомился» со своей семьей. Эта ситуация конечна, мы обязательно вернемся к нормальной жизни, появятся новые проекты, идеи. Все не будет уже как раньше, но будет по-новому.

Коллегам, конечно, сил и обязательно сохранить здоровье и настрой дальше лечить. В конце концов, увидеть во всем этом положительные аспекты. Мы получаем сейчас уникальный опыт, из которого вынесем новые знания и навыки, уверенность в своих силах.

А какое ваше самое большое желание сегодня?

Я невролог. Я сейчас вспоминаю радость, когда тяжелый пациент после инсульта продолжает жить, как улучшается его самочувствие, пока мы тревожно изучаем результаты анализов, как многие из них заново делают первые шаги в реабилитации, как с надеждой приходят родственники. Сегодня я понимаю, что очень хочу вернуться к своей нормальной работе. Консультировать вживую, а не онлайн. Снова смотреть в глаза, не надевая очки индивидуальной защиты, не закрывать лицо маской. И не терять ту тонкую нить, когда пациент верит просто глазам своим, а не словам.

Фото предоставлены Л. Рошковской

Информация актуальна на момент проведения интервью 19 мая.